Когда не складывается целостный образ | Сложные чувства к родителям | Плохое зрение, астигматизм — разбор случая (психосоматика)
Из рассказа клиента (опубликовано с согласия):
…я шила мышей. Маленьких. Взяла детский журнал в библиотеке, там всякие поделки. Мне в детстве нравились миниатюры, и чтобы было не сложно. Увидела выкройку с мышками и влюбилась.
…я шила мышей. Было уже поздно. Ночь. Я сидела в своей комнате за закрытой дверью. У меня был яркий свет. А за дверью было темно. Я не выходила уже несколько часов.
…я шила мышей… Я была погружена в себя, меня захватило творчество. Мне было хорошо, интересно и спокойно в моей комнате с этими мышами. Я уже сшила нескольких за вечер и не собиралась останавливаться.То, что случилось дальше, было очень неожиданно. И страшно.
Дверь в комнату открылась. И я услышала голос. Он был какой-то чужой, словно механический. Он сказал: «ложись спать!».
Дверь закрылась.Я вскочила, выключила свет. Разделась, легла. И только потом поняла, что это была моя мама. Это она таким страшным чужим голосом мне сказала ложиться спать.
Мама была пьяна.
После этого случая клиентке (тогда ей было около 8 — 9 лет) стали сниться сны о том, что в тело мамы вселились пришельцы, и это уже не её мама, а лишь оболочка от неё. Психика не выдержала настолько разнонаправленных чувств: любовь и привязанность к матери, доверие к ней — и ужас от её вида, действий и слов, когда она была пьяной. В то время это было спасением, это защищало — чтобы сильные чувства не разорвали напополам. Это способ сохранить свою целостность.
В этом же возрасте начались проблемы со зрением. Появился астигматизм. Астигматизм — это отсутствие фокусной точки. Изображение расплывается. Степень астигматизма у людей может быть разная: кто-то без очков видит удвоенное изображение, а кто-то — целых 8 его копий.
Ничего не напоминает из того, что описала моя клиентка?
Она не смогла уместить маму в одной фигуре. Не смогла воспринять её целостно — и тогда это было спасением для неё, таков механизм привязанности к значимому взрослому.
После, говоря об отце, мы тоже нашли, что его образ у неё расплывается, распадается на части. Потому что отцы так не поступают… А он — отец. Не складывается, разламывается.
Да, в том возрасте для организма и для психики это был наиболее спасительный способ выжить в той обстановке, не испытывая постоянного страха по отношению к отцу и матери, ненависти к ним — разломить их образы. А мы работали здесь и сейчас, сегодня. Когда она уже не зависит от них. Когда она может посмотреть правде в глаза. Может совместить несовмещаемое раньше. Потому что уже безопасно. Потому что уже не ребёнок, а то — только чувства, и их возможно теперь пережить и выпустить. И я рядом, и близкие тоже — есть, кому подхватить, и больше не одна с этим всем. Вместе не так страшно.
Мы вытащили оба образа и стали совмещать их. Пошло много чувств и к этой и к «другой» маме, эта работа длительная и весьма чувствительная для клиента. Чувства эти родились не сегодня и не в моём кабинете — тогда и во все те моменты, которые были непереносимы.
Эта работа не столько ради психосоматики, сколько для высвобождения эмоций – они все там, лежали почти 30 лет. Это о бедности эмоциональной жизни здесь и сейчас – когда столько внутри запертых комнат с чувствами, некуда складывать новые.
Мы говорили о том, что клиентка выжила. Что теперь она может увидеть свою маму – всю. Это её мама, и она такая. В ней уместилась и теплота, которую она могла проявлять, и злость, и побои… Это всё один и тот же человек.
Вот, что происходило дальше:
…я шила мышей. Дверь открыла мама. Она была пьяная, это была она (слёзы). Это была мама, которую я любила. Это она. Это моя мама (слёзы, слёзы, слёзы…)
Когда-то психика выбрала такой способ выживания. И на тот момент он был самым лучшим: в тех условиях, с теми людьми, с той внутренней и внешней реальностью. С тех пор реальность поменялась, но травма – это капсула времени, в ней мы не знаем, что ситуация уже сменилась, поэтому не можем выбрать другой способ жить.
В разломанной реальности мы порой оказываемся в какой-то точке своей жизни, и не понимаем — как? Ведь мы шли не туда. И это о том, что мы не видели всей картины. То же самое про отношения. Про отделение от своих чувств.
А астигматизм — только метафора нашего способа жить. Не видеть картинку такой, какая она есть, чтобы выжить. И я о том, что уже безопасно. Уже можно посмотреть.
Для специалистов: здесь может хорошо подойти арт-терапия, если клиент дружит с этим. Нарисовать оба образа и совмещать их постепенно.